МАТУШКА
Схимонахиня Сепфора, в миру Дарья Николаевна Шнякина (урожденная Сенякина), родилась в крестьянской семье, в селе Глуховка Гавриловского уезда Тамбовской губернии 19 марта 1896 года по старому стилю. Отец её, Николай Алексеевич, крестьянин-середняк и мать, Матрона Герасимовна, были трудолюбивыми, честными, верующими людьми, хотя и неграмотными. Из тринадцати детей, родившихся у них, выжило только трое: Дарья и её братья Василий и Павел. Первый брат был впоследствии убит на войне 1914 года, второй при раскулачении, в начале 30-х годов.
Матушка в конце своей жизни (а она прожила сто один год) вспоминала: "Жили мы хорошо с родителями, ходили в храм... Икона на вратах... Монахи было в родне моего отца: один монах, а другой жил как монах - все знал... В маминой родне было три монахини и один монах".
Дед Дарьи, крестьянин Алексей, много ездил по святым местам. В 1903 году привёз семилетней внучке четки. Матушка вспоминала также, как учили её Иисусовой молитве жившие в Глуховке при храме Покрова Божьей Матери монахини. Обучая её шитью и ткачеству, они говорили, что во время работы нужно произносить молитву "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную"...
Работы в деревне было много. К ней крестьяне приобщались уже с детства. Труд тяжелый, разнообразный: в огороде, в лесу, на пашне, да на скотном дворе. В воскресенье ходили в храм. Жизнь была в деревне простая, среди Русской природы - открытой Божьей книги, говорящей о Создателе.
На третьем году войны смертью храбрых пал на поле брани брат Дарьи Василий. Вскоре скончался отец, ему было в это время всего сорок пять лет. Почувствовав приближение смерти, он зажег свечу и, сжимая её в холодеющих руках, сказал: "Подержите меня... Я сейчас умру". Дарье исполнилось двадцать лет. Отец, пока был жив, не выдавал её замуж, так как знал, что она этого не хочет. Дарья желала принять иноческий постриг. Вера её была углубленной в Боге, она не хотела творить самочинная, жить по своей воле, она не просила родителей позволить ей покинуть мир. Не забыл и Господь причислить её к ангельскому чину. Он повёл эту верную Ему душу через многие испытания и наградил великими духовными дарами.
Долгим был этот поистине узкий и каменистый путь для матушки Сепфоры! Господь, сотворивший обитель в её сердце, не оставлял её. Она любила Господа и знала, что тот есть любящий Его истинно, кто исполняет Его заповеди. Людям казалось, что перед ними грубая крестьянка, неграмотная, в самой простой, всегда темной одежде, в лаптях, а потом в сапогах или чунях с глубокими галошами, всегда покрытая платком, а это был духовно просвещенный - Самим Богом - человек, не изучением, а духом постигший многие тайны аскетического делания.
Когда после кончины отца, в 1916 году, к ней посватался молодой односельчанин Димитрий Шнякин, человек верующий, бывавший в Сарове и Дивееве, мать Дарьи благословила этот брак. Девушка безропотно подчинилась. Она вошла в большую зажиточную семью: у свекра, старосты сельского храма, было четверо сыновей и дочь, большое хозяйство. Он не позволял своим детям после женитьбы отделяться от него, и вот в доме собралось пять снох, пять молодых женщин. Дарья стала старшей снохой, которой по чину полагалось за всем следить, всем распоряжется, словом, быть домоправительницей. Матушка вспоминала, что ей тогда "лапти некогда было снять, не то что отдохнуть". Она справлялась со всеми делами, и все были ею довольны. И совсем не уставала. Господь давал силы, так как она постоянно помнила о Нем.
В 1917 году у неё родилась дочь Александра. Затем сын Владимир, который умер младенем. И в 1922 году - дочь - Параскева. После рождения Параскевы свекровь, довольная её трудами и духовным устроением, отпустила её с глуховскими паломницами в Саров и Дивеево. Время было трудное. Кругом по деревням - голод и болезни, нищета и запустение. Саровские монахи и дивеевские инокини лишены были новой властью всего хозяйства, жили в великой скудости. Саровский настоятель Руфин (предпоследний из настоятелей обители) выбивался из сил не зная как накормить братию.
Паломники, простые русские люди, шли по проселкам через поля и леса, ночуя в стогах сена или на лесных полянах, подкрепляясь в пути сухарями с водой. Несли в святую обитель кто что мог: кусок полотна, новые лапти, немного крупы, соли, постного масла... Дарья также несла в мешке за спиной милостыню для иноков. Она шла, как и все богомольцы, босая, с палкой в руке, неустанно повторяя Иисусову молитву. В 1924 году, после рождения дочери Лидии, также ходила опять в Саров. Через три года обитель преподобного Серафима закрыли. А в 1928 году, через год после рождения дочери Юлии, Даарья с несколькими паломницами отправилась пешком в Киев, в монастырь Киево-Печерской Лавры. Были времена, когда волна за волной катились на русских людей, на Русскую Церковь скорби. Господь шёл по Руси Святой в терновом венце.
Посетил Он и Глуховку. В 1933 году свёкор Дарьи построил для неё с мужем новую избу и выделил часть хозяйства: лошадь, корову, овец, разный инвентарь... Но в это время власти начали устраивать колхозы, разоряя при этом крестьянские хозяйства, арестовывая и преследуя несогласных. На Тамбовщине этому сопротивлялись очень сильно: вспыхивали крестьянские восстания, подавлявшиеся силами регулярной армии. Началось массовое "раскулачивание" неугодных крестьян. Середняк и просто работящий мужик-одиночка также считались кулаками. Смерть катилась из одного двора в другой.
Муж Дарьи не сомневался, что дело дойдёт и до них. В надежде, что без него жену и детей не тронут, он уехал в посёлок Болохов, что в тридцати километрах от Тулы. Там открыто было месторождение каменного угля, и началось строительство шахт. Он рассчитывал обосноваться в Болохове и вызвать семью туда. Едва он уехал, как в Глуховке началось раскулачивание, и притом в самой жестокой форме. Шнякины на предложение отдать все имущество в колхоз ответили отказом. Добрались и до свекра с сыновьями и до Дарьи с детьми. Матушка вспоминала: "В 1933 году, на Покров, нас раскулачили. Прямо взяли за руки и вывели за ворота: иди куда хочешь... И стали ломать избушку - по брёвнышку весь дом разобрали" - Господи помилуй! Дарья с детьми стоит у изгороди, смотрит и удивляется: "Зачем это ломают новый дом? На дрова что ли?..." Не прошло это Дарье даром: сразу все зубы выпали.
Младший брат Дарьи Павел и ещё трое молодых мужиков отказались идти в колхоз. Пьяные уполномоченные отвели их к церкви и на глазах односельчан не застрелили, а побили до смерти камнями, по образу иудеев, казнивших архидиакона Стефана. Дарья видела эту страшную картину. Избитого свекра и других людей отправили на Соловки. Свекровь поехала с мужем и умерла в пути.
Наступила зима. Жить было негде. Никто в селе не хотел пускать Дарью к себе, - боялись властей. Но вот бедная вдова Агафья, которая жила на краю села и была нелюдимой, приняла их. Дочь Параскева, вспоминая те времена, зиму, а потом и лето, рассказывала: "Что ели? Да что все, то и мы. Травку вот... Всю и поели, что у дома росла. Да так быстро она росла-то, прямо диво. Натолчем, бывало, какой крупицы туда, если есть... Хлеб пекли из картошки: немного муки добавим - и хорошо. Мама шила много на заказ, вот, глядишь, узелочек и дадут. А так и милостыню просили, что ж... В зиму холодновато было: топить нечем - ни дров, ни соломы... "Вы, - говорят, - кулаки, вам не положено". Собирали на полях сухие подсолнухи, связывали и топили ими. Иной раз навозом". Дарья шьёт. Параскева в няньках у крестной. Старшая, Александра, уехала к отцу. А через два или три года в Болоховец переехала вся семья. Там жили до начала Великой Отечественной войны.
В Болоховец, надо сказать, семье ненамного стало легче. Та же скудость во всем. Жили долгое время в проходной комнатушке, спали вшестером на полу, соседи через них перешагивали. Отцу чаще всего доставались случайные заработки: то шиты для снегозадержания на железной дороге сколачивать, то на хлебозаводе дрова колоть, то истопником трудиться. Александра и Параскева тоже - где могли работали. Сюда, в Болоховец, приехала мать Дарьи, Матрона Герасимовна, пожила два месяца и скончалась. В 1937 году семье дали отдельную комнату в комуналке, стало хоть немного удобнее.
Дарья работала в горсовете уборщицей. Параскева вспоминала, что мать её Бог весть, чем питалась. Все отговаривалась:
Матушка с дочерью Параскевой
"Ешьте, ешьте... я не хочу". Отец обижался, - видел же все.
Как семья пережила войну 1941-1945 годов, остается почти неизвестным. Дочь Параскева лишь кратко заметила: "Войну мы в деревне претерпели, там не бомбили. И тут нелегко было, как всем. Отца-то в армию взяли... А после победы возвратились под Тулу. И отец пришёл с фронта. Снова все вместе..." жизнь начала налаживаться. Все дочери учились. Александра закончила рабфак в Туле, приобрела специальность бухгалтера. Параскева окончила педагогическое училище. Лидия после школы-десятилетки училась в финансовом институте.
Но скорби продолжали посещать семью. В 1946 году Параскева вышла замуж, через четыре года муж скончался. Прошло ещё пять лет, - умер супруг Дарьи. В 1956 году обстоятельства привели семью в бывший поселок, а ныне город Киреевск.В восьми километрах от города, в селе Панине, находился храм, который никогда не закрывался. Дарья с детьми, а чаще одна, стала посещать его.
После кончины мужа, она ещё не была монахиня, оставила всякое попечение о земном. Дочери выросли и теперь могли позаботиться о ней, о её очень небольших нуждах. Её все чаще стали называть матушкой Дарьей. Её хорошо знали священники и весь клир храма, бывавшие там монахи и многие миряне. Верующие из простых людей все чаще стали прибегать к ней за советом или утешением. У неё появилось несколько духовных чад, ничего не предпринимавших без её слова. Дома с дочерьми читала акафисты. Правило своё молитвенное вычитывала одна.
Старшую дочь матушки Дарьи Господь привёл в Сергиев Посад, где нашлась для неё работа почтальона. В скором времени удалось ей купить там часть небольшого дома - комнату с пристроечкой, городом и сараем для дров. Находился этот домик вблизи стен Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в Овражном переулке. Матушка ДАрья стала сюда приезжать, подолгу жить у дочери, посещать монастырские богослужения. Однажды в Киреевске матушка Дарья уединенно молилась, и вдруг явились Ангелы, которые стали ходить вокруг неё, совершая какой-то обряд. Когда они начали одевать её в монашеские одежды, она поняла, что это постриг. Вскоре Дарья приехала в Лавру и здесь, на исповеди, рассказала о своём
Монахиня Досифея с родственниками
чудесном пострижении в иночество. Тогда её благословили на постриг в мантию, который совершили здесь, в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, 20 октября 1967 года. Она была наречена Досифеей. Это произошло так незаметно, что даже дочери матушки далеко не сразу об этом узнали.
Матушка Досифея целые годы проводила в Сергиевом Посаде у дочери Александры, но иногда вынуждена была уезжать в Киреевск, так как не всегда могла здесь уединяться, в маленькой комнате и пристройке все время кто-нибудь ночевал: родственники, знакомые, паломники. Александре даже приходилось самой проводить ночи в сарае на дровах. А в Киреевске у матушки была уединенная келейка. Соседи её знали как "бабушку Дашу", а у этой бабушки - схимническая молельня, где нет ничего лишнего: кровать, столик, стул и божница с иконами. На гвозде плащ-пальто на все сезоны. На полу - три кирпича. Когда бывало холодно, Параскева нагревала эти кирпичи на плите и, завернув во что-нибудь, подкладывала матери под бок.
Она всегда с четками, по большей части в безмолвии и богомыслии, но внутренняя её жизнь почти никому не была открыта: эта тайна была явной лишь для Господа. О высоте этой жизни догадывались по случаям прозорливости, которую она проявляла. Многие уже заметили, что она ничего не говорила просто так. И если что советовала - делали.
Монахиня С. рассказывала: "Как-то приезжает племянник, делится со мной своей бедой: перетрудился с отцом на тяжелой работе, да и сорвал
Монахиня Досифея. 1974 год.
себе позвоночник. Назначили ему операцию в Москве. Я его отправляю к матушке, а та ему говорит:"Никакой операции, только тяжёлого не поднимай". Он её послушал, и все обошлось. Поясок матушкин носил, она ему дала...
Помнится, приходим мы к матушке с сыном Виктором. Он ей в подарок захватил воблу, так ему захотелось. Матушка её взяла, а ему даёт маленькую такую рыбку, соленую-пресоленую, а это, мол, тебе. Дочь её ещё ругала: "Что ты даёшь, её и есть нельзя!" А я сразу поняла - солоно ему придётся... И точно, вскоре сделали ему операцию... Больно сложная была, с трудом выкарабкался. А Матушка сказала, что без молитв за него он бы умер... А ещё, помню, перед операцией спрашивает меня: "Тебе какой сын помогает?" Я ей говорю: "Средний, Виктор". А она мне: "И у него денег не будет, и у тебя". Все правильно, так и вышло.
Пользовавшаяся советами матушки с отроческого возраста П. вспоминает: "Трижды Матушка спасала меня от нечаянной смерти. Первый раз, когда перед родами приложилась у неё к иконе Царицы Небесной. Медицинские заключения свидетельствуют о немалом удивлении врачей, что я и мой ребенок остались живы. После родов Матушка многое мне открыла: "Смерть твоя была близка. Если бы не Царица Небесная, ты бы умерла". Прямо так и сказала... По её доброму совету я, отправляясь в дорогу, всегда брала с собой икону Святителя Николая. В одну такую поездку случилась авария с автобусом, и я осталась жива лишь потому, что молитвы матушки удержали меня от того места, куда я хотела поначалу сесть. Второй аварии удалось избежать благодаря тому, что по дороге на автостанцию мне встретилась монахиня Е., с которой я задержалась, чтобы дать ей денег на монастырь. И тут откуда-то вырулил другой автобус, следовавший по нужному мне маршруту. Я и ещё три женщины решили не дожидаться рейсовкого автобуса и поехали на нем. Рейсовый пошел следом за нами и попал в тяжкую аварию. Погибло 12 человек. Моё спасение я тоже приписываю матушкиному заступничеству, потому что у меня имеются к тому все основания... Матушка мне говорила много наставлений, и если я исполняла их, то у меня все ладилось, но если я проявляла своеволие, то и расплата была очень горькая... Ещё при жизни матушки приснилась она мне стоящей не на земле, а как бы в воздухе, и по правую руку Спасителя... Мне была показана книга и был голос: "Все записано". Когда я рассказала сон матушке, она просила никому о том не говорить..."
В помяните матушки были записаны многие десятки мирских и монашеских имён. Она умела утешить скорбящего. Обличить могла, назвав человеку грехи, которые тот не смел и выговорить.
Монахиня Пантелеимона, духовная дочь матушки Сепфоры, вспоминала, что в первый же день её знакомства с матушкой (это было в 1973 году), та предсказала ей монашество, но не прямо, а подарив Псалтирь и чёрной платов. Затем Матушка стала учить её читать на церковно-славянском языке и поправляла её ошибки. Исповедоваться посылала в Тулу, в храм Двенадцати Апостолов, а потом напоминала грехи, которые на исповеди не были сказаны. С некоторого времени стало попадаться что-нибудь оптинское.
Поделиться с друзьями: