+7 (965)404-81-47
Ежедневно с 9:00 до 20:00
Если недоступен по телефону напишите в Ватсцапп и укажите пожалуйста когда можно перезвонить.
Блаженная Анна Ивановна

Блаженная Анна Ивановна

           

 

 

    В ряду лиц, погребённых на Смоленском кладбище и пользующиеся особнежным уважением народа, бесспорно, первое, после блаженной Ксении, место занимает блаженная Анна Ивановна, жившая в конце 18-го - первой половине 19-го столетия (преставилась ко Господу 1-го июля 1853 года.)

    По происхождению своему Анна Ивановна принадлежала к интеллигентной фамилии. Во всяком случае, образование свое она получила в одном из институтов благородных девиц Петербурга.

    По показанию г.г. Литвиновой и Поликарповой, она была дочерью генерала Лукашева.

    По показанию же г-жи Андреевской, Анна Ивановна по происхождению была из старинного дворянского рода Пашковых, образование получила в Императорском воспитательном обществе благородных девиц (Николаевская половина Смольного Института): по окончании курса была произведена во фрейлины Императрицы Екатерины II.

    О происхождении же блаженной Анны из интеллигентной фамилии совершенно одинаково свидетельствуют все дошедшие до нас, показания ее современников, исключая показаний К. М. Ив., которая ничего определенного об этом не знала.

    По окончании институтского курса Анна Ивановна стала появляться в кругу высшего светского общества. Затем она познакомилась, а затем и полюбила одного гвардейского офицера, который, по-видимому, отвечал ей взаимностью. Анна Ивановна вполне надеялась выйти за него замуж. В ее воображении уже носились планы будущей счастливой жизни с любимым мужем в кругу родной семьи. В привязанности к себе любимого человека Анна Ивановна была так твердо и глубоко уверена, что не допускала даже и мысли о какой-либо измене, о какой-либо перемене счастливых планов будущей семейной жизни. Но Бог судил иначе.

    Любимый Анной Ивановной офицер совершенно неожиданно предпочел Анне Ивановне другую девушку и женился на ней. Это так поразило Анну Ивановну, так глубоко потрясло ее, что она совершенно разочаровалась как в себе самой и в своих достоинствах, так и в любимом ею человеке, а равно и во всех окружающих ее людях и вообще в достижении земного счастья.

 

 

    

 

 

    "Уж если добрый, хороший человек, - по-видимому, думалось ей, - нашел во мне недостатки, а потому и разочаровался во мне, то что же думают обо мне другие люди? Вокруг меня ложь, коварство, злоба, зависть,ненависть. А я-то сама не такая ли же злая, завистливая, как и другие люди? Не о своем ли только счастье я думала? Что я сделала для других доброго? Какое же может быть при таких условиях на земле счастье? Нет, на земле, где так много зла, истинного счастья не может быть, - решила она, - оно здесь недостижимо. Истинное счастье возможно лишь на небе, где господствуют истина, добро и правда: оно возможно лишь в единении с источником добра и истины - с самим Богом. Стало быть, чтобы быть счастливой, нужно отказаться от всего земного, греховного, умертвить в себе все то, что привязывает к земной жизни, нужно вступить в борьбу со всеми страстями и похотями мира, нужно сделаться, прежде всего, нищею духом!!".

    Придя к такому убеждению, Анна Ивановна сразу порвала все связи с миром, она тотчас же оставила Петербург, родных, друзей, знакомых и несколько лет подряд о ней не было никаких известий. Где она жила в это время, чем занималась - неизвестно (В заметках, помещённых в журнале "Русская Старина" есть известие, что в царствование Екатерины Великой пропала без вестиодна фрейлина двора Императрицы. Долгое время её искали, но найти не могли. Наконец, почти год спустя, нашли в Царскосельском саду убитую девушку, сочли её за пропавшую фрейлину и похоронили.).

    В Петербурге Анна Ивановна появилась уже в виде юродивой. Костюмом для неё служило самое жалкое рубище, на голове она носила белый чепец, который покрывался ситцевым платком, завязанным сзади, в одной руке она всегда имела палку, а в другой придерживала висящий за спиной громадный узел - мешок, в котором хранилось все, что ей подавалось добрыми людьми. 

    Какого-либо определённого места жительства Анна Ивановна не имела. Подобно блаженной Ксении она целый день бродила по городу. Её часто видели и на Сенной площади, и в Гостинном ряду, и на Перинной линии, и в других людных местах. Купцы, приказчики и другие добрые люди видя оборванную, жалкую женщину, охотно подавали ей милостыню, а знавшие Анну Ивановну дарили ей остатки ситца, ситцевые платки, башмаки, ленты и т.п. Все это Анной Ивановной складывалось в бездонный, по-видимому, мешок, из которого все полученное раздавалось бедным. Если же мешок пустел, Анна Ивановна клала в него камни и таскала их на себе. Иногда Анна Ивановна заходила в институты, пансионы, разговаривала с воспитанницами и всех поражала отличным знанием языков - немецкого и французского, на которых свободно изьяснялась. 

 

 

 

 

 

 

 

               ДВА ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫХ СЛУЧАЯ

        чудесной помощи от рабы Божией Анны,

        почивающей на Смоленском кладбище 

                            в Санкт-Петербурге

 

 

                                  Случай 1

 

    Исцеление девочки-калеки, страдавшей за неверие отца

                     (Изложено со слов Е. И. Г.)

 

    17 февраля 1906-го года меня пригласили отслужить панихиду на могиле рабы Божией Анны какие-то две мне неизвестные дамы. Когда я пришел на могилу, то застал уже дам, стоявших на коленях у могилки рабы Божией Анны и заливающихся слезами. Началась панихида. Подошло и ещё человек 5-6 молящихся. Всю панихиду дамы стояли на коленях и со слезами молились. Кончилась панихида и младшая из дам, обращаясь ко мне, в присутствии всех там бывших, вот что мне сообщила.

    - Батюшка, - говорила она, - вы меня извините, что я, может быть, отвлекаю вас от дела, но мне уж очень хотелось с вами переговорить. Дело вот в чем. Сегодня утром я служила панихиду в часовне рабы Божией Ксении и там увидала книжку "Раба Божия Анна". Давно уже я старалась разузнать хоть что-нибудь про рабу Божию Анну! Тотчас я купила эту книжку, села в часовне рабы Божией Ксении на лавочку и с большим наслаждением прочитала все там написанное. К сожалению, в книжке нет ни одного указания на какое-либо проявление милосердия или молитвенной помощи от рабы Божией Анны. Составитель книжки лишь просит всех знавших Анну Ивановну или получивших от нее какую-то молитвенную помощь, сообщить об этом о. протоиерею Е. Рахманину. А я давно знаю и сама на себя испытала, сколь дивную помощь являет иногда раба Божия Анна; но до настоящего времени я не знала, кому об этом нужно сообщить, а теперь вот разыскала вас и спешу рассказать вам то, что я знаю про Анну Ивановну.

    Нужно вам сказать, что родом я с Дона, долго жила в Бессарабии, но затем, по разным семейным несчастным обстоятельствам, я должна была поселиться в Петербурге и живу здесь с перерывами, уже почти десять лет. Первые годы жизни в Петербурге я очень скучала и утешения себе искала в молитве. Часто я ходила помолиться и в Невскую Лавру, и в Казанский Собор, и в другие церкви. А у вас здесь на кладбище, вообще, и в часовне рабы Божией Ксении я иногда, и особенно летом, проводила целые дни.

    Однажды летом, лет семь тому назад, числа уже не помню, я со своей прислугой Иришей также оставалась целый день на кладбище. Часу в восьмом вечера сидим мы на лавочке недалеко от ворот кладбища, смотрим, подходит к нам какой-то молодой господин с дамой, видимо, удрученный каким-то горем, и спрашивает меня:

    - Скажите пожалуйста, не знаете ли вы, где здесь живёт женщина по имени Анна, которая больных лечит?

    - Простите, говорю, я не здешняя и не слыхала про такую женщину.

    - А не знаете ли, у кого бы можно было разузнать про это?

    - Не знаю, - говорю, - вот спросите у могильщиков. Они, наверное, знают.

    Позвали мы бывших невдалеке от нас могильщиков и стали спрашивать, где это на Смоленском живёт женщина по имени Анна, которая больных лечит?

    Долго думали над этим вопросом могильщики, перебрали всех Анна, проживающих вблизи Смоленского, но не нашли ни одной, которая бы больных лечила.

    - Да вы не про Анну ли блаженную спрашиваете? - вдруг говорит один из могильщиков.

    - Какая такая Анна блаженная? - спрашиваем мы.

    - Да как же вы не знаете; у нас Анну Ивановну все знают. Была она юродивая, да давно уже умерла, но и теперь ещё много народу ходит на ее могилу , служат по ней панихиды и берут землицы с могилки: говорят, что это многим помогает от разных болезней. Хотите, мы вам покажем ее могилку?

    И тотчас же один из могильщиков свёл нас на могилку к Анне Ивановне. Заинтересованные словами могильщика, мы хотели, было, от него получить более подробные сведения об Анне Ивановне, но он ничего более сообщить нам не сумел и отправился на свою работу.

    Долго мы четверо молча стояли у запертой часовни над могилой Анны Ивановны, наконец, незнакомый мне в то время мужчина, сказал:

    - Очень хотел бы я отслужить по рабе Божией Анне панихиду, да не знаю, как это сделать?

    - Теперь, - говорю я ему, - очень поздно, пожалуй, трудно будет сыскать священника. Лучше приходите сюда завтра пораньше, священники здесь служат почти целый день. С удовольствием и я помолюсь с вами.

    Так мы и условились сойтись завтра здесь вместе к 4-м часам и вместе отслужить панихиду по рабе Божией Анне.

    На другой день, задолго ещё до 4 часов, опять я со своей прислугой была уже на кладбище, смотрю: часа в три идут и вчерашние наши знакомцы. Тотчас же все мы пошли в часовню блаженной Ксении, помолились там, поставили свечки и дежурного священника (не помню уже, кто был дежурный) пригласили отслужить панихиду по рабе Божией Анне.

    С истерическими рыданиями бросилась к могиле рабы Божией Анны вчерашняя моя знакомая и во время всей панихиды продолжала рыдать. Сумрачным стоял и муж ее, хотя и у него нередко капали слезы. Кончилась панихида, священник ушел, а бедная женщина все ещё продолжала неутешно плакать. Я всеми силами стала ее утешать и просила поделиться со мной своим горем. Мало-помалу она успокоилась. Сели мы все на лавочку и стали между собою мирно беседовать. Оказалось, что незнакомцы мои - муж и жена, что у них есть 7-летняя-дочь-калека, которая до сих пор не может стоять на ногах, что они лечили ее и в Харькове, и в Москве, но никакого толку от этого лечения не вышло, и они решились обратиться к последнему средству - полечиться дочь у знаменитостей Петербурга, для чего они сюда и приехали.

    - Ну вот тут-то и стали происходить у нас необыкновенные случаи, - сказала мне дама.

    - Саша, ты позволишь мне говорить Е. И. всю правду? - обратилась она к мужу.

    - Говори, говори, душечка, - отвечал он, - уж раз я вступил на новый путь, так назад не пойду. И чем больше будет мне напоминаний о прежней моей жизни, тем для меня будет лучше. Я ещё, может быть, глубже пойму свое прежнее беспутство и сильнее окрепнуть на новом пути. Говори, пожалуйста, все, не жалей меня, это для меня будет полезнее.

    - Ну, спасибо, Саша. Так я все расскажу Елене Ивановне. Слушайте же, Е. И. нашу общую с мужем исповедь:

    "Муж мой уже со школьных лет был человеком маловерующим. Это неверие ещё более усилилось у него в университете. Мало того, что он сам никогда не молился, но для него было каким-то наслаждением глумиться и над верою других. Это и на себе испытала. Когда я, за его прямой, честный характер, полюбила его и стала его невестой, он и тогда не стеснялся говорить мне, что ни во что не верит. Хотя меня это и очень огорчало, но я надеялась, что своею любовью к нему и своею глубокой религиозностью я сумею исправить его, но оказалось, что этого было мало. Муж по-прежнему оставался неверующим и иногда, если не глумился, так смеялся над моею религиозностью. Родилась у нас дочь. С тех пор прошло уже семь лет; девочка, по-видимому, здоровая, умная, уже начинает понемногу читать, но вот наше горе: она, во-первых, до сих пор не может стоять на ножках, а во-вторых, не может выносить присутствия отца. Лишь он подходит к ней, она закрывает ручонками лицо, начинает плакать и ничем не не заставишь посмотреть на отца, или поговорить с ним, как бы он не ласкал ее. Разумеется, и чувства отца по отношению к ребенку становятся более и более холодными. Долго мы лечили ее и вот теперь приехали сюда посоветоваться со здешними докторами. Но, как я уже сказала, здесь-то у нас и стали происходить необыкновенные случаи. Три дня тому назад, часа в три ночи, девочка стала громко звать меня к себе. Я вскочила с постели, подошла к ней и спрашиваю ее:

    - Что с тобой, зачем ты меня звала?

    - Мама, милая, не сердись на меня. Мне очень страшный сон приснился. Слушай, слушай, что я тебе расскажу. Сплю я крепко-крепко, а сама все и во сне-то молюсь: "Господи, исцели меня, дай мне, Господи научиться на ногах-то стоять. Вдруг подходит к моей кровати какая-то старушка, такая грязная, оборванная, с палкой в руке, да сердито так и говорит мне, а лицо-то у неё доброе-предоброе: "Долго ли ты будешь страдать-то? Разве вы не знаете со своей матерью, что ты страдаешь за грехи отца своего? Пусть он раскается в грехах-то своих, пусть оставит своё неверие, тогда я тебя и вылечу. Скажи отцу с матерью - пусть они идут на Смоленское кладбище и спросят там Анну". Мамочка, милая, съезди с папой на Смоленское, разыщи там Анну, а то я боюсь, она опять придёт ко мне. Мамочка, уговори папу съездить! 

    Не придала я особенного значения словам девочки, хотя на другой же день рассказала об этом сне своему мужу. 

    - Ну, пошли две святоши бредить какими-то Аннами! - сказал он, - чем бы поискать хорошего доктора да разузнать, когда у него приемы, мы будем разыскивать какую-то Анну. Ведь ты знаешь, что летом в Петербурге не так скоро найдёшь хорошего доктора, все они на даче. 

    Делать было нечего, я должна была уступить мужу. Целый день мы проездили по больницам, но ничего не добились - ни одного подходящего доктора мы не нашли и возвратились в мебелированные комнаты ни с чем. 

    - Мама, милая, вы от Анны, спросила меня девочка. 

    - Нет, - говорю, - мы разыскивали для тебя хорошего доктора.

    - Не надо мне доктора, не хочу я у них лечиться. Сьезди, мамочка, на Смоленское, поищи ты там Анну... Она обещалась меня вылечить. 

    - Хорошо, хорошо, - говорю, - постараюсь. 

    Вечером снова стала я просить мужа съездить на Смоленское, и снова он ни за что не хотел на это согласиться.

    - Поезжай, пожалуйста, одна, - сказал он, - если уж ты непременно этого хочешь, я не поеду.

    И на этот раз я должна была уступить мужу.

    С горьким чувством сожаления о бедной девочке легла я в постель, долго раздумывала о странном сне ее, долго молилась в душе Господу Богу об ее исцелениии и об озарении религиозной слепоты своего мужа. Наконец, я уснула. И вдруг во сне вижу, что к моей кровати подходит какая-то женщина, бедно одетая, стучит по полу палкой и грозно говорит мне: "Ты что же это не жалеешь свою девочку? А ещё называешься матерью! Она говорила тебе, чтобы ты с мужем съездила ко мне на Смоленское, а ты не хочешь этого сделать. Проси своего мужа хорошенько, проси до тех пор, пока он не согласиться на твою просьбу. Худо ты знаешь своего мужа, а я его знаю. Проси, и он согласится, а девочку я вылечу".

    С ужасом вскочила я с постели, в комнате совершенно было светло, но никого в ней не было. Между тем, вид явившейся ко мне женщины был так величественен, слова так грозны, что я ни минуты не сомневалась в действительности явления.

    Со слезами бросилась я к своему мужу, на коленях стала просить и молить его ехать на Смоленское. Долго он и на этот раз не соглашался. Утром даже, как будто рассердившись, куда-то уехал один и долго его не было. Наконец, явился он часа в 2-3 домой и молча сел со мной рядом обедать, но есть он ничего не мог. После обеда я снова приступила к нему с неотступной просьбой - съездить на Смоленское. Долго молчал он, долго не хотел говорить со мной, но, наконец, не выдержал. Со слезами бросился он передо мною на колени и сказал:

    - Победили вы меня своей верой, не могу я больше бороться с вами. Как я был глуп, что до сих пор притворялся неверующим, между тем уже несколько лет в душе моей происходило что-то особенное. Как мне иногда хотелось помолиться, как я завидовал тебе с девочкой, но проклятая гордость до сих пор не позволяла мне это сделать. Но твои слезы утром растопили мое холодное сердце. Знаешь ли, где я был сегодня? Я все время был в церкви и усердно молился. Слава Богу, я, кажется, становлюсь другим человеком. Теперь с удовольствием поеду разыскивать Анну. 

    Затем муж побежал в комнату девочки, бросился перед ней на колени и со слезами стал просить у нее прощения. И девочка тотчас же со слезами обвила голову отца своими ручонками и успокоила его ласками, между тем, как раньше решительно не выносила его присутствия.

    - Папочка, милый, поезжай с мамой на Смоленское, разыщи Анну, пожалей меня и я буду здорова.

    - Хорошо, хорошо, милая, сейчас, сейчас, - ответил муж и стал торопить меня на Смоленское. 

    И вот мы приехали вчерашний день на Смоленское, разыскали Анну, но панихиду нам отслужить не удалось. А сегодня вот снова приехали, и, слава Богу, панихиду отслужили. Что-то теперь Бог даст?!"

    Снова подошли мы после этого рассказа к могилке Анны, снова помолились и я рассталась со своими знакомыми. 

    Пошли дня три после рассказанного. Я снова, по обыкновению, была на Смоленском и никак не ожидала встретить своих знакомых, но, проходя мимо часовни рабы Божией Анны, вижу, что около часовни играет маленькая девочка, смешно переваливающаяся с ножки на ножку, а против часовенки на чьей-то могилке сидят мои знакомые. 

    - Ах, здравствуйте, - подошла я к ним, - ну, как ваша девочка? 

    Слезы так и полились из глаз, видимо, счастливой женщины. 

    - Ах, голубушка, Е. И., вы не можете себе представить, как я счастлива последние дни. Все, что ни обещала явившаяся нам с девочкой раба Божия Анна, исполнилось буквально. Видите, вот моя безногая девочка: как она весела, как довольна, целый день она, голубушка, теперь хотя и с трудом, бегает и резвится, ножки у ней почти совершенно здоровы. Как благодарить Бога и рабу Божию Анну я уже не знаю. Третий день вот мы сидим у её могилки и целыми днями то молимся, то радуемся, то плачем. И муж мой стал совершенно другим. Лишь я становлюсь на молитву, как и он тотчас же присоединяется ко мне с девочкой, с которой не может расстаться. 

    - Да, Елена Ивановна, - обратился и муж, - спасибо моей дорогой жене: её вераспасла меня, она своими молитвенными слезами растопила моё черствое, холодное сердце и Господь тотчас же явил нам всем великую милость; девочка сразу стала почти здорова.

    Вот что рассказала нам няняпро ее исцеление. Когда мы уехали с женой на Смоленское, девочка тотчас же попросила няню вынуть ее из кроватки и посадить на пол. Няня сделала это. Тогда больная девочка ползком направилась в угол к иконе и все время до нашего прихода, не вставая, молилась Богу. 

    Много раз хотела няня отащить её, но девочка всякий раз жалостливо просила не трогать её и продолжала молиться. А потом вдруг говорит няне: 

    - Сейчас, наверное, папа с мамой приедут, няня подыми меня за руку, пойдём их встречать. 

    Няня хотела взять её на руки, но девочка, схватившись за руки няни своими ручонками, сама, хотя и с трудом, поднялась на ноги и пошла нам на встречу. Войдя в коридор гостиницы, мы глазам своим не поверили, когда увидели что наша крошка поддерживаемая няней идёт нам навстречу. Сколько у нас было в то время пролито горячих слез, как мы все и смеялись и радовались в одно время, я вам и рассказать не сумею. Но с тех пор мы все вполне и неизмеримо счастливы и не знаем, как выразить нашу благодарность Господу Богу. Надеемся лишь, что Господь видит наше сердце, видит, как оно переполнено самой глубокой благодарностью. А теперь вот третий день сидим мы здесь, у дорогой нам часовенки рабы Божией Анны, и как умеем благодарим её. 

    Как выразить вам, Батюшка, мои в то время чувства при виде почти здоровой, веселой девочки, три дня тому назад не умевшей вступить на ноги, я тоже не умею. Я сообщаю об этом вам для того, что вы, быть может, найдёте этот случай знаменательным и напечатаете о нем в следующем издании книжки. К сожалению, я не могу сейчас припомнить имя и фамилию моих знакомых. Они мне писали после того случая раза два, и я постараюсь разыскать их письма, тогда сообщу вам их фамилию. Но лет пять тому назад я уезжала из Петербурга и наша переписка прекратилась. Разыщу и мою тогдашнюю прислугу Иришу, на глазах которой все рассказанное происходило, она, может быть, еще помнит их фамилию.