+7 (965)404-81-47
Ежедневно с 9:00 до 20:00
Если недоступен по телефону напишите в Ватсцапп и укажите пожалуйста когда можно перезвонить.
Даниил Переславский дни памяти 7 апреля, 30 декабря обретение мощей

Даниил Переславский дни памяти 7 апреля, 30 декабря обретение мощей

 

                                                                                       Преподобный Даниил Переяславский

 

    Родители преподобного Даниила, в миру Димитрия, были жителями Мценска, нынешнего уездного города Орловской губернии: звали их Константин и Фёкла. Но рождение будущего подвижника произошло в Переяславле-Залесском, теперешней Владимирской губернии, в правлении великого князя Василия Темного около 1460 года. Константин и Фёкла переехали в Переяславль вместе с боярином Григорием Протасьевым, который был вызван великим князем на службу из Мценска в Москву. Кроме Димитрия, в семействе у них были сыновья Герасим сын Флор и дочь Ксения.

 

    Димитрий от природы был тихим, кротким и самоуглублённым ребёнком, а потому мало играл со сверстниками и держался в стороне от них. Когда его отдали учиться грамоте, он показал редкое прилежание. Его больше всего занимали чтение духовных книг и хождение в храм Божий . Усердно посещая церковь, Димитрий всей душой отдавался красоте богослужебных песнопений; с отроческих лет неотразимо влек к себе образ христианского совершенства. Он вычитал в духовно-нравственных книгах, что люди совершенной жизни - отшельники - мало заботятся о своём теле и потому не моются в бане. Чуткому ребёнку этого было довольно, чтобы оставить исконно русский обычай, и никто не мог уговорить его заняться омовением своего тела в бане. Один вельможа читал в присутствии Димитрия житие Симеона Столпника, где говорится , что святой отрезал от колодезного ведра волосяную веревку и окрутился ею, а поверх надел властную ризу, чтобы томить свою грешную плоть. Житийный рассказ глубоко потряс душу отзывчивого отрока, и будущий подвижник решил по мере сил своих подражать страданиям и терпению святого Симеона. Увидав возле берега реки Трубежа на привязи большую лодку с товаром тверских купцов, Димитрий отрезал от неё волосяную веревку и незаметно для других обвил себя ею. Веревка мало-помалу начала въедаться в тело его и производить боль; Димитрий стал хиреть, мало ел и пил, плохо спал, лицо его стало унылым и бледным, с трудом он доходил до учителя и через силу занимался грамотой. Но по мере того, как ослабевало тело подвижника, окрылялся его дух - он все сильнее прилеплялся своей мыслью к Богу и ещё пламеннеепредавался тайной молитве. Однажды его сестра, девица Ксения, проходя мимо спящего Димитрия, почувствовала зловоние и слегка прикоснулась к брату. Послышался болезненный стон... Ксения с глубокой скорбью посмотрела на Димитрия, увидала его страдания и быстро побежала к матери, чтобы сообщить ей о недуге брата, Мать немедленно подбежала к сыну, открыла его одежду и увидала, что веревка впилась в тело,: начала гнить и издавать смрад, а в ранах заметно копошились черви. При виде страданий сына Фёкла горько зарыдала и немедля призвала мужа, чтобы он был свидетелем происшествия. Изумленные родители стали спрашивать Димитрия: зачем он подвергает себя таким тяжким страданиям? Отрок, желая скрыть свой подвиг, ответил:" От неразумия своего я сделал это, простите меня!"

    Отец и мать со слезами на глазах и укорами на устах стали отдирать веревку от тела сына, но Димитрий смиренно молил их не делать этого и говорил: "Оставьте меня, дорогие родители, дайте мне пострадать за грехи мои". "Но какие же у тебя, столь юного, грехи?" - спросили отец с матерью и продолжали своё дело. В несколько дней, со всякими скорбями и болезнями, при обильном излиянии крови, веревка была отделена от тела, и Димитрий начал понемногу оправляться от ран.

    Когда мальчик выучился грамоте, его отдали - для пополнения образования и усвоения добрых обычаев - к родственнику Константина и Феклы Ионе, игумену Никитского монастыря близ Переяславля. Этот Иона, так же, как и родители Димитрия, переселился из Мценска вместе с вышеназванным боярином Григорием Протасьевым. Он был известен за человека очень добродетельного и богобоязненного, так что сам великий князь Иоанн III почастотнее призывал игумена к себе и беседовал с ним о пользе душевной. Пример Ионны, понятно, действовал очень сильно на впечатлительную душу Димитрия и все больше и больше побуждал его вступить на путь монашеской жизни. Он с жадностью прислушивался к рассказам о тогдашних подвижниках благочестия и сильнее всего поражался равноангельский житием и великими трудами преподобного Пафнутия, игумена Боровского монастыря.

 

    Слава Пафнутия неотразимо влекла к себе отрока: он всегда думал о том, как бы совсем удалиться из мира, поступить под начало к Боровскому игумену, идти по его стопам и от него принять пострижение в иноческий образ. Но стремлениям Димитрия не суждено было исполниться при жизни Пафнутия.

    По смерти Боровского игумена 1 мая 1477 года в свои думы Димитрий посвятил и брата Герасима: они оставили дом, родных и тайно удалились из Переяславля-Залесского в Боровск, в обитель славного подвижника. Здесь оба брата были пострижены в монашество: Димитрий получил имя Даниил и был отдан под начало старцу Левкию, известному своей богоугодной жизнью. Под руководством Левкия Даниил провёл десять лет и научился строгостям монашеской жизни: соблюдению иноческих правил, смиренномудрию и полному послушанию, так что не начинал без соизволения старца никакого дела. Но старец пожелал уединенной и безмолвной жизни: вышел из Пафнутьева монастыря и основал пустынь, получившую имя Левкиевой. По удалении своего старца Даниил пробыл в Пафнутьвском монастыре два года: он отдавался иноческим подвигам со всем пылом молодой души: проводил время в посте и молитве, раньше всех являлся к церковному пению, покорялся воле настоятеля, угождал всей братии, хранил душевную и телесную чистоту. Все в монастыре любили Даниила и удивлялись, как он, моложе других возрастом, мог столь быстро подняться добродетелями и чистотой жизни над своими сподвижниками. Преклонение пред подвигами Даниила было так велико, что его желали даже видеть преемником преподобного Пафнутия на игуменстве Боровского монастыря. 

    Может быть, спасаясь от соблазнов властительства или подражая примеру своего начальника Левкия и других славных иноков, Даниил оставляет Пафнутьеву обитель и обходит многие монастыри, чтобы изучить их добрые обычаи и насладиться беседами известных старцев-подвижников. Наконец, он пребывает в родной Переяславль, когда его отец уже умер, а мать постриглась в монашество под именем Феодосии. Он поселяется в Никитском Переяславском монастыре, несёт пономарское послушание, затем переходит в Горицкий монастырь Пречистой Богородицы, где был игуменом его родственник Антоний, и прилежно несёт послушание просфорника. Сюда пришли братья Герасим и Флор; первый умер в Горицком монастыре в сане диакона в 1507 году, а второй перешел в обитель, которую позднее основал позднее Даниил, и здесь окончил дни свои. Игумен Антоний убедил Даниила принять сан иеромонаха. Поставленный во священноинока, подвижник всего себя посвятил новому служению: нередко он проводил без сна целые ночи, а в течение одного года Ежедневно совершал Божественные литургии. Строгой богоугодной жизнью и неусыпными трудами Даниил обратил на себя общее внимание: не только монахи, но и мирские люди, от бояр до простолюдинов, приходили к нему и исповедали свои грехи. Как искусный врач, преподобный проливает на душевные язвы целительный бальзам покаяния, повязует их Божественными заповедями и направляет грешников на путь здоровой, богоугодной жизни.

    Когда случайно странники заходили в монастырь, Даниил неизменно по заповеди Господней принимал и покоил их; иногда выспрашивал: нет ли кого, брошенного на пути, замерзшего или убитого грабителями? Узнавши, что такие беспризорные люди есть, преподобный тайно ночью выходил из обители, подбирал их на своих плечах приносил в скудельницу, которая была недалёко от обители и называлась Божий дом. Здесь на божедомье он отпевал безвестных гостей и поминал их в молитвах при служении литургий. Но не на всех одинаково действовал пример подвижника: некто Григорий Изьединов, собственник того места, где было божедомье, приставил к нему своего слугу, чтобы со всякого погребаемого в скудельница брать плату, и без неё нельзя было похоронить никого.

 

                                                                                                Горицкий монастырь Переславль-Залесский

 

 

 

    Как-то пришёл в Горицкий монастырь странник: никто не знал, откуда он явился и как его зовут; пришелец ничего не говорил, кроме одного слова: "дядюшка". Преподобный Даниил очень привязался к неизвестному и часто давал ему приют в своей Келли, когда путник бывал в монастыре. Однажды в первозимье подвижник шёл в церковь к заутрени и, так как ночь была темна, на полпути споткнулся обо что-то и упал. Думая, что у него под ногами дерево, преподобный хотел отодвинуть его и, к ужасу своему заметил, что это тот мертвых странник, тот самый, который произносил одно слово: "дядюшка"; тело было ещё тёплое, но душа оставила его. Даниил одел умершего, отпел надгробные песни, отнёс на божедомье и положил вместе с другими покойниками. Начав совершать по страннику сорокоуст, подвижник сильно скорбел о том, что не знает его имени, и укорял себя, почему не похоронил усопшего в монастыре, около святой церкви. И часто, даже во время молитвы, вспоминался Даниилу безвестный странник: все хотелось перенести тело из скудельницы в монастырь, но сделать этого было нельзя, так что оно было завалено телами других покойников. После молитвы подвижник часто выходил из кельи на заднее крыльцо, откуда был виден на горе ряд скудельницвы с человеческими телами, возникших от того, что в течении многих лет  здесь погребали странников. И не один раз видел видео преподобный, как от скудельницы исходит свет, , словно от множества пылающих свечей. Даниил удивился этому явлению и говорил себе: "Сколько среди погребённых здесь угодников Божиих? Их недостоин весь мир и мы, грешные; их не только презирают, но и унижают; по отшествии из мира их не погребают у святых церквей, не совершают по ним поминок, но Бог не оставляет их, а ещё больше прославляет. Что бы такое устроить для них?"

    И Бог внушил преподобному мысль устроить церковь на том месте, где виднелся свет, и поставить при ней священника, чтобы он служил Божественные литургии и поминал души усопших, которые покоятся в скудельницах, и прежде других неведомого странника. Часто размышлял об этом преподобный, и не один год, но никому не объявлял о своих намерениях, говоря: "Если это угодно Богу, Он сотворит по воле Своей".

    Как-то пришел к подвижнику священноиноку Никифор, бывший игумен Никольского монастыря на Болоте, в Переяславле-Залесском, и сказал, что он много раз слышал звон на месте, где были скудельницы. Иногда же Никифору виделось, что он перенесён на гору со скудельницами, и вся она полна  котлов и сосудов, какие бывают в монастырских общежитиях. "Я - прибавил Никифор, - не обращал внимания на это видение, почитал его как бы за сон или мечту; но оно недоступно было в моем уме, беспрерывно нёсся и звон со скудельничной горы, и вот я решил поведать это твоему преподобию".

    Даниил ответил гостю: "Что ты видел духовными очами, Бог может привести и в исполнение на месте том, не сомневайся в этом".

    Однажды шли на Москву из заволжских обителей по делам три монаха и остановились у преподобного Даниила как человека, более других набожного и известного гостеприимством. Подвижник принял путников как вестников небесных, угостил их, чем Бог послал, и вступил с ними в беседу. Странники оказались людьми опытными в делах духовных, и Даниил подумал про себя: "Я никому не сообщал о свете, который видел в скудельницах, и о намерении устроить при них церковь, но эти три мужа, видимо, посланы мне от Бога; столь рассудительным людям следует открыть свою мысль и, как они разрешат мои недоумения, пусть так и будет". И подвижник по порядку стал говорить гостям о безвестном страннике, о его смерти, о своём раскаянии, что не у церкви похоронил его, о свете над скудельицами и о желании устроить при них храм для поминовения погребённых на божедомье и прежде всех незабвенного странника. Со слезами на глазах Даниил закончил свою речь к старцам: "Господа мои! Вижу, что по Божественному изволению вы пришли сюда просветить мою худость и разрешить мои недоумения. Совета доброго прошу у вас: душа моя горит желанием выстроить церковь при скудельницах, но не знаю, от Бога ли эта мысль. Подайте мне руку помощи и помолитесь о моем недостоинстве, чтобы этот помысл оставил меня, если он не угоден Богу, или перешёл в дело, если Богу угоден. Сам я не верю желанию своему и боюсь, как бы оно не принесло соблазна вместо пользы. Посоветуйте как, следует поступить: что вы укажете, то я и выполню с помощью Божией". Три старца как бы одними устами ответили Даниилу: "Про столь великое дело Божие мы не смеем говорить от себя, а передадим лишь, что слышали от духовных отцов, которые искусны в благоумном обсуждении помыслов, волнующих души иноков. Если какой помысл и от Бога, не следует доверяться своему уму и скоро приступать к его исполнению, оберегая себя от искушений лукавого. Хотя ты и не новичок в подвигах, давно привержен к монашеским трудам и почтен саном священства, однако и тебе следует просить помощи от Бога и Ему вверить дело свое. Повелевают отцы: если мысль влечет нас на какое-нибудь начинание, хотя бы оно казалось и очень полезным, не следует раньше трёх лет приводить его в исполнение: чтобы действовало не наше хотение и чтобы мы не вверялись своей воле и пониманию. Так и ты, отче Данииле, подожди три года. Если помысл не от Бога, незаметно переменится твоё настроение, и мысль , тебя волнующая, мало-помалу исчезнет. А если хотехнике твое внушено Господом и согласно с Его волей, в течение трёх лет твоя мысль будет расти и разгораться сильней огня и никогда не пропадёт и не забудется: днем и ночью она станет волновать твой дух - и ты узнаешь, что помысл от Бога, и Всесильный произведёт его в дело по воле Своей. Тогда можно будет мало-помалу воздвигать святую церковь, и начинание твоё не посрамится". 

    Подвижник сложил мудрые слова старцев в сердцем своем, подивился, почему они указали обождать именно три года, и расстался с дорогими гостями, которые отправились в дальнейший путь.

    Три года ждал Даниил и никому не сказывал ни о видении над скудельницами, ни о намерении воздвигнуть церковь, ни о совете трёх пустынножителей. Прежняя мысль не покидала его духа, но горела как пламя, которое раздувает ветер и, как, острое жало, не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Подвижник всегда смотрел на место , где надумал построить храм, слезной молитвой призывал к себе помощь Божию и вспоминал старцев, которые подали ему добрый совет. И Господь внял молению раба своего. У великого князя Василия Иоанновича были в приближении и пользовались почетом бояре-братья Иоанн и Василий Андреевичи Челяднины. Но величие земное часто разлетается как дым, и Челяднины попали в немилость. Являться ко двору великого князя им было невозможно, и они отправились на житьё с матерью, женами и детьми в свою вотчину - село Первятино в нынешнем Ростовском уезде Ярославской губернии, в 34 верстах от Переяславля-Залесского. Опальные бояре всячески старались вернуть к себе благоволение великого князя, но их усилия были напрасны. Тогда Челяднины вспомнили о преподобном Даниилеи решили просить его молитв, чтобы утолить гнев державного владыки. Они послали в Горицкий монастырь слугу с грамоткой, в которой просили подвижника отслужить молебен в скорбях Заступнице - Божией Матери и великому чудотворцу Николаю, освятить воду и совершить литургию за царское здравие. Кроме того, бояре просили Даниила, чтобы он тайно от всех, даже и от архимандрита монастыря, посетил их в Первятине и принёс им просфору со святой водой. Подвижник отслужил все, о чем его просили, и по своему обычаю пешком отправился к Челядниным. Когда Даниил подходил к Первятину, звонили к обедне; бояре Иоанн и Василий с матерью шли в церковь к Божественной литургии. Увидев вдали путника-монаха, бояре тотчас решили, что это Даниил, быстро пошли к нему на встречу, приняли от него благословение и обрадовались ему как доброму вестнику иного мира. Челядины с гостем отправились в церковь. Когда началась литургия, придеал посол из Москвы от великого князя Василия: опала с бояр снималась, и им велели скорее ехать на службу в Москву. Счастье, выпавшее на их долю, Челяднины объяснили себе силою Данииловых молитв, упали к ногам подвижника и говорили: "Как мы отплатим тебе, отец, за то, что твоими молитвами Господь любвеобильно смягчил царское сердце и показал милость на нас, рабах Своих?

    После обедни бояре предложили Даниилу откушать с собой и окружили его всяческим почетом. но подвижник считал всякую Славу и честь на земле суетными и потому говорил боярам: "Я самый худой и грешный из всех людей, да и за что вы меня чтите? Больше всего почитайте Бога, соблюдайте его заповеди и делайте угодное перед очами Его; души свои очищайте покаянием, никому не делайте зла, имейте со всеми любовь, творите милостыню и служите великому князю Верой и правдой. Так обретёте счастье во временной сей жизни, а в будущем веке бесконечный покой".

    После этого преподобный сказал Челядниным: "Есть вблизи Горицкого монастыря божелдомье, где издавна почивают тела христиан, скончавшихся напрасной смертью, никогда не бывает над ними поминовенных служб, не вынимают об их упокоении частиц, не приносят за них ладану и свеч. Следует вам позаботиться, чтобы при скудельницах была воздвигнута Божия церковь для поминовения нечаянно усопших христиан".

 

 

 

    Боярин Василий ответил: "Отче Данииле! Поистине твоему преподобию следует позаботиться об этом чудном деле. Если твоими молитвами благоизволит Бог, чтобы мы узрели царские очи, я умолю святейшего митрополита, и он даст тебе грамоту на освобождение той церкви от всяких даней и пошлин".

    Даниил сказал на это: "Великое дело - благословение и грамота святейшего митрополита. Но если та церковь не будет защищена царским именем, после нас наступит оскудение, а будет ей попечение и грамота царя и великого князя, верю, дело это не оскудеет во веки".

    Челяднины ответили подвижнику: "Достойно и праведно не знать оскудения месту, которое взято в попечение самим царем. Раз ты этого хочешь, постарайся быть в Москве, а мы, если Господь приведёт нам быть в прежних чинах (Василий состоял дворецким, а Иван - конюший), представим тебя самодержавную, и он исполнит твоё хотение".

    После этой беседы преподобный Даниил возвратился в монастырь, а Челяднины отправились к Москве и получили свои прежние звания. С благословения Горицкого архимандрита Исаии не замедлил пойти к Москве и Даниил. Челяднины представили его великому князю Василию и рассказали о намерении подвижника соорудить церковь на божедомьи. Великий князь похвалил ревность Даниила, решил, что следует быть при скудельницах церкви, и приказал дать подвижнику грамоту. По этой царской грамоте никто не должен был вступаться в место при скудельницах, и служители, которая будет построена, не должны зависеть ни от кого, кроме Даниила. Великий князь дал милостыню на построение храма и послал Даниила за благословением к митрополиту Московскому Симону. Вместе с преподобным пошли к митрополиту по царскому повелению и Челяднины, рассказали святителю о деле и передали ему царскую волю, чтобы соорудить церковь в Переяславле над скудельницами. Митрополит побеседовал с преподобным, благословил его ставить церковь и велел написать для него храмозданную грамоту. 

    Бояре Челяднины пригласили Даниила к себе в дом, и он вёл с ними беседу о пользе душевной. Их мать Варвара внимательно прислушивалась к речам подвижника и просила его указать ей вернейший путь избавления от грехов. Преподобный говорил ей: "Если заботишься о душе, омывай грехи слезами и милостынею, истребляй их истинным покаянием, и тогда получишь не только оставление прегрешений, но и вечную блаженную жизнь, станешь причастницей Небесного Царства, и не одну свою душу спасёшь, но и многим послужишь на пользу, и роду своему поможешь молитвами".

    Варвара спросила со слезами на глазах: "Что же ты укажешь мне делать?" Даниил ответил: "Христос сказал во Святом Евангелии: если кто не отречется от своего имения, не может быть Моим учеником; кто не возьмёт креста своего и не пойдёт за Мною, не достоин Меня (Мф.10:38); если кто оставит отца и матерь, или жену, или детей, или села и имения имени Моего ради, получит во сто крат и наследует живот вечный (Мф.19:29). Так и ты, госпожа, слушай слов Господних, возьми иго Его на себя, понеси крест Его: не тяжело ради Его оставить дом и детей, и все прелести мира. Если желаешь жить беспечальной жизнью, облекись в монашеские одежды, умертви постом всякое мудрование плоти, поживи духом для Бога и будешь царствовать, с Ним во веки".

    Убежденная речь подвижника потрясла душу боярыни, и Варвара скоро постриглась в иноческий образ с именем Варсонофии. В своей дальнейшей жизни новонаречённая монахиня старалась свято блюсти заветы преподобного Даниила: она непрестанно молилась, была воздержана в пище и питье, прилежно посещала храм Божий, имела ко всем нелицемерную любовь и творила дела милосердия. Её одежды хоть и не были дурны, но часто были покрыты пылью, и она не переменяла их целыми годами: только на Пасху надевала новые, а старые отдавала нищим. По уходу преподобного в Ререяславль Варсонофия скорбела о том, что лишилась вождя, наставника в жизни духовной. А когда он по делам наведывался в Москву, Варсонофия неизменно призывала его к себе и насыщаладушу свою мудрыми словами старца. С ней вместе слушали беседы Даниила её дочери и снохи и гов орили потом старице: "Никогда и нигдемы не чувствовали такого благоухания, как в твоей келмии во время посещений Даниила".

 

 

                                                                    Рака со святыми мощами преподобного Даниила. В монастыре основанном им самим.

 

 

 

    По прибытии в Переяславль преподобный из Горицкой обители каждодневно ходил к скудельницам утром, в полдень и после вечерни, чтобы выбрать поудобнее место для построения храма. Божедомье находилось не вдали от селений, было удобно для распашки, но никто никогда не пахал и не сеял на нем. Место одичало, поросло можжевельником и ягодичьем. Промысл Божий, видимо, хранил его от мирских рук для водворения иноков и для прославления имени Божия, о чем так старался преподобный Даниил. 

    Раз, когда отшельник удалился на божедомье, он увидал женщину, которая бродила по можевельнику и горько плакала. Желая подать скорбящей слово утешения, подвижник подошёл к ней. Женщина спросила, как имя его. "Грешный Даниил", - ответил он со своим обычным смирением.

    "Вижу, - сказала ему незнакомка, - что ты раб Божий; не посетуй, если я тебе открою тебе одно изумительное явление. Мой дом на посаде этого города (то есть Переяславля) невдалеке от скудельниц. По ночам мы занимаемся рукоделием, чтобы зарабатывать на пропитание и одежду. Не один раз, выглядывая из окна на это место, я видела на нем ночью необычайное сияние и как бы ряд горящих свеч. Глубокое раздумье напало на меня, и я не могу отделаться от мысли, что этим видением умершие родные наводят на меня страх и требуют поминовенья по себе. У меня в скудельницах похоронены отец и мать, дети и родственники, и я не знаю, что мне делать. Я охотно стала бы совершать поминки по ним, но на божедомьне нет церкви и негде заказать канун по усопшим. В тебе, отче, я вижу посланника Божия; Господа ради , устрой поминовение моих родных на этом месте по твоему разумению".

    Женщина вынула из-за пазухи платок, в котором было завёрнуто сто серебрянных монет, и отдала деньги старцу, чтобы он поставил крест или икону в скудельницвы или устроил что-либо другое по своему желанию. Подвижник понял, что Божиим Промыслом начинается дело, о котором он так долго и так много думал, и воздал хвалу Господу.

    В другой раз старец встретил на божедомье грустного и озабоченного человека, который сказал, что он рыболов. "По виду твоему, - обратился он к Даниилу, - я вижу, что ты истинный раб Божий, и я хочу объяснить тебе, почему я скитаюсь в этих мсетах. Вставая до рассвета, мы имеем обычай отправляться на рыбную ловлю: и не один раз я видел с озера, как на божедомьне блистал непонятный свет. Думаю, что это мои родители и родственники, погребённые в скудельницах, требуют помину по душам своим. А мне никогда не приходилось до сих пор поминать их, частью по бедности, частью же потому, что на божедомье не построено церкви. Прошу тебя, отче, поминай родителей моих молись за них на этом месте, чтобы душа моя успокоилась и не тревожило меня больше это видение". Окончив речь, рыболов вручил Даниилу сто серебряных монет, который подвижник принял как дар Божий на святое дело построения церкви.

    В третий раз старец, ходя по божедомьне, встретил около можжевельника поселянина, который приблизился к Даниилу и сказал: "Благослови меня, отче, назови своё имя и открой, зачем ты здесь ходишь?" Старец объявил своё имя и заметил, что ходит здесь, прогоняя уныние. Поселянин продолжал: "По твоему виду и словам я догадываюсь, что ты человек набожный и, если прикажешь, я расскажу тебе об одном деле".

    "Говори, раб Божий, - ответил Даниил, - чтобы и нам получить пользу от твоих слов".

    "Отче, - сказал поселянин, - нам всегда приходится ездить в Переяславль на торг с разными плодами и скотом около этого места, и мы спешим попасть в город пораньше, задолго до рассвета. Не один раз я видел на Божедомье необычайный свет, слыхал шум, точно от какого пения, и ужас напал на меня при проезде этими местами. Вспоминая, что многие из наших родных покоятся в скудельницах, я думал: наверно, это они требуют поминовения. Но не знаю, что делать: на этом пустынном месте нет ни церкви, ни живых людей. Отче, помолись обо мне, чтобы Господь избавил меня от страшного видения, и поминай родителей наших на этом месте, как Бог умудрит тебя".

    С этими словами поселянин также передал старцу сто серебряных монет. Даниил со слезами на глазах воздал хвалу Господу Богу, что Он через трех людей послал ему триста Серебренников, и приступил к построению церкви над скудельницами.

    Прежде всего надо было решить, во имя кого надо строить храм. Многие по этому поводу давали свои советы, но более других пришлась по душе мысль Горицкого священника Трифона (позднее постриженного в монахи с именем Тихона); он сказал подвижнику: "Следует на божедомье поставить церковь во имя Всех святых, от века Богу угодивших, так как ты хочешь творить память о душах весьма многих людей, которые упокоены в скудельницах; если среди усопших окажутся угодники Божии, то и они причтутся к сонму всех святых и будут заступниками и покровителями храма Божия".

    Подвижник, не любивший доверяться одному своему разумению, охотно последовал благому совету Трифона и прибавил от себя: "Да и тот безвестный странник, который мне говорил: "дядюшка", если он воистину угодник Божий, со всеми святыми будет призываться в молитвах. А он ведь главный виновник того, что я стал размышлять о построении церкви: с тех пор, как я положил его в скудельнице, необыкновенно разгорелось во мне желание создать храм на Божедомье". Преподобный решил построить всего одну церковь над скудельницами и призвать к ней белого священника с пономарем.

    Отправившись на реку яТрубеджа (где стояло много плотов), чтобы приобрести брёвна для церкви, Даниил встретился с престарелым купцом Фёдором, который был переселен из Новгорода в Переславль при великом князе Иоане III в 1488 году. Приняв благословение от подвижника, купец спросил: "Для какой надобности, отче, ты покупаешь эти брёвна?" - "Имею в виду, если угодно будет Господу, воздвигнуть на божедомном месте церковь". - "Там будет монастырь?" - "Нет, будет одна церковка и при ней белый священник с пономарем". - "Следует на том месте быть монастырю; да и меня, отче, благослови купить бременец, чтобы поставить себе на божедомье келийку, там постричься в монашество и провести остаток дней своих".

    Фёдор действительно был потом пострижен с именем Феодосия и с усердием нёс все тяготы иноческой жизни. И многие другие горожане и поселянке, купцы, ремесленники и земледельцы понастроили по примеру Феодора келий и с благословения Даниила приняли пострижение. Так, с помощью Божией, над скудельницами возник целый монастырь в лето от Рождества Христова 1508-е. Когда церковь во имя Всех святых была окончена, на освящение её (15 июля) из города Переяславля и окрестных сел сошлось множество священников и всякого мирского Люда со свечами, ладаном и милостсынею, и была великая радость, что на опустелом месте устрояется святая обитель. Вместе с храмом во имя Всех святых поставлена была Трапеза с церковью во имя Похвалы Пресвятой Богородицы. Даниил избрал игумена, призвал двух священников, диакона, пономаря и просфорника, и началось каждодневное совершение Божественной литургии. Заботами подвижника церкви украсились святыми иконами чудного письма; на монастырских вратах также были поставлены иконы хорошей работы; приобретены были книги и другая Богослужебная утварь. У каждой скудельницвы Даниил поставил высокие кресты, и у подножия их часто стали совершаться панихиды всею служащей боратиею обители. Когда от долгих лет изветшала клеть над скудельницами, где полагали усопших до их предания земле и где находили приют люди бездомные, - оказалось, что нет денег на построение новой. Преподобный обратился к упомянутому священнику Трифону: "У тебя есть клеть для жита, уступи её мне". Трифон, думая, что подвижник хочет ссыпать хлеб, уступил клеть Даниилу, а старец поставил её над скудельницах вместо старой. Немало дивился Трифон бескорыстию преподобного и его безграничной заботливости о упокоении странников и погребении умерших. 

    Преподобный, живя в Горицкой обители, всякий день ходил в монастырь, им устроенный: посещал игумена и братию и поучал их свято хранить монастырский чин и украшать себя добродетелями. Подавая добрый пример новосозванным инокам. Даниил строил для братии келмии своими руками и распахивал небольшое после по соседству с монастырем. Без сел и имений пребывали эти иноки, снискивая себе пропитание рукодельем, какое кто знал, да принимая милостыню от христолюбцев. Но находились жестокие люди

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

11

11

11

Э